Рукопись романа Степана Царёва "Святость" - про тайный план ВВП - распухла до 300 страниц.
Главные гадящие лица:
Примус (он же Премьер, он же Ути-Пути), его секретутка Пёсиков, владыко-некромант Гундяй, недоросль Мендель-сын и прочие безответственные лица... Иногда на манеже: алле-ап!-позиция Зюга и Вервольфыч.
.. и другие дрессированные животные - политсука Кони и верблюжонок Плевако... 
Отрывок из книги:
...К Примусу на официальный приём напросился Зюга - лидер марксиянской алле-ап!-позиции. Примус его терпеть не мог - за бородавчатую красную морду, за дешёвую спекуляцию историей, за обиженное нытьё в голосе. Партийные взносы с пенсионеров собирает, бабла в партийной кассе у него хватает, но вечно что-нибудь выклянчит - или медную заплатку на пальто взорванному памятнику, или бумагу на печать листовок, или актовый зал с буфетом под внеочередной съезд.
Но придворный этикет для соблюдения видимости демократии требовал хоть изредка разрешать аудиенцию представителям алле-ап!-позиционерам. Поэтому получив прошение Зюги, Примус поморщился. Но делать нечего - пришлось выделить на Зюгу положенные конституционным регламентом шестьсот секунд.
- Мы в ответе за тех, кого приручили... - вздохнул по-китайски Примус и тоскливо крикнул в предбанник секретарю, - Заводи.
Шумно дыша и обильно потея, в кабинет ввалился Зюга с выпученными от ожидания какой-нибудь подлости шарами. И сразу начал возмущённо, срываясь на крик, что-то клянчить, теребя мятый галстук и кося красную одутловатую морду в сторону стенного бара, куда - унюхал же! - Примус полчаса назад поставил бутылку неимоверно дорогого коньяка, переданного со специальным дипкурьером от приятеля Николя.
Сначала Примус ничего не понял из невнятной булькающей речи Зюги. Да, если честно, не особо и прислушивался. Но вдруг уловил краем уха "...да он нами, марксиянами, за святого почитается...".
- Кто-кто? - мгновенно заинтересовался Примус.
- О, боже! Да Падлик же! Отморозков! - Негодующе взвыл Зюга, молитвенно сложив лодочкой потные ладошки.
- Это которого дед на вилы поднял - за то, что гадёныш Семью[1] хлеба лишил?
- Уй, да нет же! - обиделся Зюга за недопонимание. - С тем всё в ажуре. Страна монументами с Героем за мученическую смерть рассчиталась. Одних только пионерских лагерей в его честь штук сто назвали. Какие у покойного могут быть к нам претензии? Страна помнила своих героев - пока вы, демократы буржуинские, власть не захватили. И опять будет помнить, когда мы когда-нибудь победим на выборах. Всё взад себе вернём! Заводы и фабрики, пароходы и паровозы, яхты и гольф-клубные карточки...
Для усиления убедительности своей пламенной речи Зюга, дипломатично отвернувшись от Примуса, засучил по локоть пиджак и погрозил кулаком неизвестно кому, притаившемуся за дверьми стенного шкафа.
Эффект политической угрозы возымел действие незамедлительно. Слышно было, как в пенале стенного шкафа грохнулась в обморок половая швабра.
Зюга, перепугавшись грохота, втянул голову в воротник пиджака и замолк.
- Тряпка, - прокомментировал ситуацию Примус. - Ну что замолк? Я пока так ничего и не понял...